Молодой художник Валерий Чтак пригласил немолодого художника Юрия Альберта в свою мастерскую на «Винзаводе». В крошечном, заваленном работами пространстве 2×2 метра Чтак играл Альберту на гитаре, свистел в свисток и пытался сразить словом. Юрий на эмоциональный прессинг не поддавался. Размеренно и вдумчиво он объяснил новому поколению, то есть Чтаку, методы поколения предшествующего, то есть своего.
ЧТАК: Читал в Interview разговор Дмитрия Гутова с Никитой Алексеевым, мне не понравилось. Ну что могу сказать. Очень серьезные ребята, такие деловые. А кто они такие — из разговора неясно. Вот ты — важный концептуалист конца 1980-х — начала 1990-х. Юра, ты чувствуешь себя пацаном или патриархом?
АЛЬБЕРТ: Когда как. Иногда пацаном — например, когда с начальством общаюсь. А порой хочется сказать: «Да я вообще генерал-майор!»
АЛЬБЕРТ: Да. Такая была фантазия у Андрея Монастырского и Володи Сорокина — они придумали список с воинскими званиями. И рядовых у нас было мало.
ЧТАК: А кто стал генералиссимусом?
АЛЬБЕРТ: Илья Иосифович Кабаков.
ЧТАК: Агрессивная армия элиты! Мы, конечно, все элита, но непонятно, среди кого. (Отвечает на телефонный звонок.) Прости, обычно в воскресенье я дома и всех посылаю на три буквы. Да, я помню, что ты не любишь, когда я матом ругаюсь. Сам не ругаешься, что ли?
АЛЬБЕРТ: Ну, когда как. Я — за правильное использование ненормативной лексики. Редко, но метко. Лучшая книжка послевоенной русской литературы написана практически матом — «Николай Николаевич» Юза Алешковского.
ЧТАК: У Алешковского я знаю только одну песню «Товарищ Сталин, вы большой ученый». Вчера вот пел ее жене и детям. А Monty Python тебе нравятся?
АЛЬБЕРТ: Не смотрел никогда. Я вообще в кино не разбираюсь. Единственный фильм, который я помню твердо, — «Бриллиантовая рука».
АЛЬБЕРТ: Когда меня ведут на концерт, на котором можно заснуть, я засыпаю. На другие и сам не пойду.
ЧТАК: Абсолютно патовая ситуация. В Ленинграде ты хотя бы был?
АЛЬБЕРТ: Нет.
ЧТАК: Потрясающе. Литературу любишь?
АЛЬБЕРТ: Люблю. Но, боюсь, литература в твоем представлении и в моем — вещи разные.
ЧТАК: «Анну Каренину» читал? Я вот недавно перечитывал. Толстой — супер. Согласись?
АЛЬБЕРТ: В школе мы «Каренину» не проходили, только «Войну и мир». Роман я тогда не осилил, зато полгода писал сочинения на тему. Например, про образ дуба.
ЧТАК: Дуба?
АЛЬБЕРТ: Там есть дуб, мимо которого Болконский проезжает осенью, — и дуб весь такой квелый, почти мертвый. Потом Болконский проезжает весной, после некоторых важных событий в своей жизни, — и дуб ожил, зазеленел.
АЛЬБЕРТ: Нет.
ЧТАК: Есть рациональные объяснения, почему ты ее получил?
АЛЬБЕРТ: Да. Маленькая, но гениальная работа всегда имеет меньше шансов, чем большая, но не столь гениальная. Моя инсталляция имела вполне подходящий формат, так что и шансы были хорошие. Это чисто современный расклад.
ЧТАК: Первый раз я тебя увидел в 1997 году в проекте Авдея Тер-Оганьяна «Вон из искусства!» (видео, где молодые и дерзкие художники встречаются с заслуженными авторами. — Interview). Звездочетов нажрался, Осмоловский развалился кверху пузом, кто-то вяло отвечал на вопросы борзых и ничего не знающих людей. Ты взял брызгалку и сказал: «Кто будет материться, того буду поливать водой». Я подумал: «Вот козел!»
АЛЬБЕРТ: Это был симпатичный проект. А что я еще мог с вами сделать? Ясно же было, что вы ни хрена не знаете, спорить бесполезно. Перекричать 15 человек я тоже не могу. Могу только напугать какой-нибудь глупостью. И ведь испугал же.
ЧТАК: Еще как. Тебе открывают мир, который ты не видел. Все люди как люди — дерутся, матерятся, ругаются, думаешь ты. Один Альберт сидит с брызгалкой — концептуалист. Я ужасно тогда злился. Хотя сейчас регулярно встаю на твою защиту. Если и есть наследник у Лоуренса Вайнера, то только ты. Из твоих работ больше всего люблю «Что касается вашего мнения по поводу этой работы, то я с ним совершенно согласен». Это абсолютно гениально. Это рекурсия… Или как это называется?
АЛЬБЕРТ: Не знаю. Я вообще умных слов мало знаю.
АЛЬБЕРТ: Мне это интересно. Я всегда любил искусство и мечтал стать художником, но пластическими способностями не обладал. И больше любил говорить, чем делать. В 15 лет я попал в мастерскую Комара и Меламида. Сначала мне дико не понравилось, это не соответствовало моим представлениям об искусстве. Антисоветский анекдот — да. Но никак не искусство. Позже я понял, что искусство — это оно и есть: обсуждение предмета, а не прищуривание глаз и размахивание кисточкой.
ЧТАК: Есть художник Кеша Нилин, занимается как раз тем, что ты описываешь. Все знают его имя, но никто не может вспомнить его работы. А твои сразу всплывают в памяти.
