«Вечность» — слово, которое, как мне показалось, слышалось со всех сторон в тот вечер в Центре Помпиду. Его, по-моему, произносила Ольга Свиблова, инициатор и куратор выставки «Коллекция». После выставки она сказала, что для нее в этом событии главное то, что она «впервые сумела объединить талантливых художников и коллекционеров, таких как Владимир и Екатерина Семенихины, Игорь Цуканов, Тамаз и Иветта Манашеровы, Николас Ильин — за что хочется отдельно поблагодарить фонд Потанина». И совершенно точно Бернар Блистен, директор Центра Помпиду. Он, ведя разговор с Ниной Мамышевой (мамой художника Владислава Мамышева-Монро) и одновременно пожимая мне руку, так и сказал, что, мол, «мимолетности жизни его не интересуют, и только вечность…».
Окончания фразы я не дослушал, поскольку стал вспоминать шаг за шагом, как же мы «попали в вечность», то есть что и как сделали, чтобы оказаться в коллекции Центра Помпиду, в своеобразной «вечности» для художников.
Я вспомнил, как 15 лет назад (2001 год) в доме Ольги Тобрелутс мне попался на глаза альбом Гаспара Надара с фотографиями Пьеро (мим Дебюро в роли Пьеро). Вспомнил, как хозяйка ушла делать чай, а я, коротая время, стал разглядывать нарисованные на лице мима маски-экспрессии, и как маски Пьеро напомнили мне выражения лица Владика Монро. Вспомнил, как я потом ему звонил в Москву и заманивал в Петербург для «одного интересного дела», содержание которого от художника держал в секрете до последнего момента, то есть до его приезда. Вспомнил о наших сообщниках Евгении Сорокине и Юрии Виноградове, о том, как сделал «список страстей», и о том, как трудно было Владику перед камерой изображать свои же эмоции-страсти. Вспомнил, как позже, когда были уже получены контрольки съемок, в Толстовском доме на улице Рубинштейна Юра Виноградов готовил ужин, а мы с Владиком в муках придумывали название первого совместного проекта, и как в итоге я обратился к книжной полке, а именно к толковому словарю Даля. И там в примерах толкования слова «страсть» и затаилось название фотоистории — «Всякая страсть слепа и безумна», проекта, который затем с каждым годом начинал «все больше и больше нравиться» Ольге Львовне, словно вино, со временем становясь насыщеннее и крепче.
В том же зале музея Помпиду, где разместилась «Всякая страсть», рядом со мной стоял Юрис Лесник и тоже о чем-то размышлял, глядя на соседствующие со «Страстью» кадры Пиратского телевидения 90-х годов, на котором он был режиссером и оператором. Мы оба были немного растеряны. Не знаю, о чем думал Юрис, а я продолжал вспоминать — теперь уже премьерные показы Пиратского телевидения в сквоте художников на Мойке в 90-х годах в Петербурге. Вспоминал, как мы все хохотали, выпивали, танцевали… И предположить не могли, что окажемся в Помпиду со своими «поделками». Я, во всяком случае, точно не предполагал.
В зал ленинградско-петербурского искусства, где мы стояли с Юрисом, заглянул Сергей Бугаев-Африка, заходил Олег Котельников проведать свои произведения, которые висели рядом с работами ушедших от нас Георгия Гурьянова и Тимура Новикова. К этим работам подошла Катя Андреева, которую Владик Монро как-то назвал искусствоведом «одновременно остросовременным и вечным». И ее присутствие на вечере, посвященном Вечности, было как нельзя кстати. Мы поздоровались с Катей, и она тихо-тихо сказала мне, что вот «несколько лет назад в приоткрывшуюся щель двери Центра Помпиду Владик Монро вставил ногу, и больше эту дверь от нас они так и не смогли закрыть». Вначале я не понял, о чем говорила Катя, но затем, когда вновь встретился с директором Центра Помпиду, и тот вдруг стал рассказывать, как несколько лет назад в Москве Николя Шибаев познакомил его с Владиком и как они вместе гуляли по Москве… Здесь я все понял. Именно тогда и приоткрылась та щель, по выражению Кати, куда и вставил ногу Владик.
В зале ленинградско-петербургского искусства появилась Лиза Березовская, которая в октябре-ноябре представит в Москве и Петербурге книгу собранных ею воспоминаний современников о Владике Монро, или даже больше — воспоминаний о времени, которое в тот вечер мы все вместе передавали на хранение Центру Помпиду.
Бернару Блистену наша компания была приятна, и он, выражая нам симпатию, пообещал личную ночную экскурсию по залам музея с Матиссом… Нина Ивановна Мамышева отозвалась на предложение восхищенным вздохом, и мы было уже засобирались, но тут объявили речи, и директор ушел к микрофонам, где у него уже образовалось другое общество — Ольга Свиблова, Михаил Швыдкой, куратор с французской стороны Николя Люччи-Гутников и коллекционер Владимир Семенихин. Рядом экспозицию осматривал директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский. Было очевидно, что торжественность и значимость момента передалась и ему — позже он сказал, что «Наше послевоенное искусство будет, таким образом, гарантированно вписано в историю искусств».
К нашей компании присоединились замечательные французские художники Пьер и Жиль, дружившие с петербургской богемой, подошли Марк де Мони с Полиной, галеристы Илона Орел и Владимир Фролов. Меж тем Ольга Львовна приглашала на сцену художников. Первым вышел Эрик Булатов, живущий в Париже, за ним AES+F… На открытие Эрик пришел в сопровождении приятных дам, умиротворенный вид и одежда которых заставили меня вспомнить чаепития в Переделкино и подумать о том, что хотим мы того или нет, но наш внешний вид выдает в нас ностальгию по самым счастливым временам: детали одежды тех времен, слова, шляпки-прически, манеры становятся нашими оберегами, которые мы всегда потом берем с собой.
Кира Сакарелло-Церетели, супруга исполнительного директора ММОМА Василия Церетели, была в фантастическом белом платье, выполненном, представлялось, по эскизам художников русского авангарда начала XX века, традиции которых и продолжали здесь на выставке нонкомформисты и вслед за ними представители московского концептуализма, которым в Помпиду уделили большое внимание и представили довольно полно.
Вообще на выставке было более 250 работ и более 60 авторов советского и русского искусства с 1950-х годов до начала 2000-х. Полагаю, что большинству интересующихся современным искусством в нашей стране эти работы давно знакомы, как, скажем, «Прощание с «Розовым забором»» (1963) Михаила Рогинского или «Летом умер отец» (1984) Эдуарда Штейнберга, как и работы Виктора Пивоварова, Игоря Макаревича и Елены Елагиной, Оскара Рабина, Павла Пепперштейна, Дмитрия Пригова и Олега Кулика. Но смысл выставки был не в новизне произведений и авторов, а в том, что все представленные здесь работы — уже часть коллекции Центра Помпиду. Отсюда и особенность момента, и некоторое ощущение, что идешь по архивным залам, что тебе позволили посмотреть уже ушедшую эпоху, которую поставили «на сигнализацию». В этом магия Центра Помпиду и его великий смысл.
Собиралась коллекция следующим образом: часть работ была подарена самими художниками или их наследниками, часть — коллекционерами Екатериной и Владимиром Семенихиными, Инной Баженовой, Игорем Цукановым, Ником Ильиным, супругами Манашеровыми, Пьером Броше и Пакитой Эскофе Миро. Значительная же часть была выкуплена у художников, их наследников и коллекционеров Благотворительным фондом Владимира Потанина.
Все происходило стремительно. В самом начале апреля был разговор с Ольгой Свибловой о возможном интересе Центра Помпиду к серии «Всякая страсть». И уже в 20-х числах апреля я получил письмо из Мультимедиа Арт Музея Москвы, в котором меня поздравляли и сообщали «по просьбе Центра Помпиду, Фонда Потанина и Ольги Свибловой, что финальная закупочная комиссия Центра Помпиду утвердила закупку Ваших работ». Разумеется, несмотря на то, что это был дар фонда Потанина, музей такого уровня не мог его принять без художественной экспертизы своих специалистов. В начале лета меня уже приглашали на выставку. Признаться, что до самого торжественного дня мне не верилось, что такая большая, серьезная и символическая выставка откроется вовремя.
Поздно вечером гостей вернисажа пригласили на коктейль на крышу музея, где я встретился с молодыми коллекционерами Сашей и Женей Поповыми. В руках у Саши была книга и горели глаза.
«Я подпишу этот каталог у Эрика Булатова», — говорил Саша (Эрик и его друзья сидели в уголку за столиком и опять напоминали мне чаепитие в Переделкино). То был не каталог «Коллекции», но, к счастью для Саши, в нем были работы Эрика.
В зале для фуршета квартет музыкантов в черных костюмах стал исполнять музыкальные зарисовки на русские народные мелодии и произведения классиков. Я вышел на открытую террасу музея покурить. Там была мама Владика Монро с друзьями. Она впервые приехала в Париж. Вот, смотрите, Нина Ивановна, перед вами — Париж, его ночь с освещенной Эйфелевой башней, Нотр-Дамом, Сакре-Кер, Сеной… Мы все вместе на крыше Центра Помпиду под бесконечностью звездного ночного неба. И если все же есть вечность для художников, то в эту ночь она точно коснулась Центра Помпиду.