Китти Оболенская о жизни российской женщины в искусстве

Собирательство или коллекционирование — страсть, в общем-то, совершенно мужская. Но я, будучи по своему внутреннему устройству немного мальчиком, всегда что-нибудь собирала: то марочки британских колоний и доминионов, как дедушка, то мультики аниме и комиксы про Астерикса, как мой сосед Сережа Журавлев, а еще года три я собирала насекомых, как муж моей старшей кузины. Жизнь чешуекрылых и членистоногих оказалась захватывающей и поучительной, во мне первый раз в жизни проснулся азартный и беспощадный охотник, на стенах моей комнатки висели эскадрильи стрекоз и лоснящиеся хитином когорты жуков. Потом я выросла, и все добытое куда-то растворилось. Но вот уже года три, как я снова ловлю, как стрекоз и бабочек, женские образы, накалываю их на тонкие булавки своей памяти, складываю в коробочку.

Все женщины в моей коллекции — художницы. Первой в мое собрание попала Женя. Она окончила Суриковский институт и в самом начале девяностых уехала в Англию, где преподавала мне рисунок и живопись. Карьера ее не задалась. После развода Женя уехала из Лондона и живет с двумя маленькими сыновьями в горах Шотландии. Худая, высокая и по-своему изящная Женя ходит в заляпанных краской джинсах, резиновых сапогах и непродуваемой местными злыми ветрами старой солдатской куртке. Когда у нее заканчиваются деньги, она берет ружье и идет на охоту, кормит детей подстреленной дичью и пишет мрачноватые портреты — Хаим Сутин и Люсьен Фрейд в одном флаконе.

Такие персонажи встречаются не часто. В мирке отечественного арта главенствуют два основных женских образа: жук-навозник и попрыгунья-стрекоза. В Москве выживают вторые — холеные, намытые до хруста девочки, которые чего-то добиваются от мальчиков и ими пользуются, вроде Юли Мильнер. Милая барышня — тонконогая, хрупкая, большеглазая. Детского вида шелковое платьице, карамельные круглоносые туфли на пробковых каблучках. Она делает странные работы, очень тщательно переписанные с фотографий, — элегические пейзажи в гамме осеннего неба, все оттенки серого. Я думала, она только в начале своей карьеры, пока не услышала на вернисаже: «Вот ведь какая гадюка продуманная, третью выставку за два года разметают как горячие пирожки. Одни мужики платят за выставку, другие покупают мазню… и все сложилось!» Не нужно ей думать о профессиональной пригодности, маяться и мучиться, пытаясь нащупать то сокровенное, истинное, собственное, что и является подлинным смыслом любого творчества. Ей нужен некий инструмент самореализации, потому что теперь уже «в кругах» ни дом, сделанный именитым архитектором, ни квартира, обставленная важным дизайнером, ни соболя, ни большой солитер «Графф» на пальце не считаются полным счастьем. Полное счастье теперь включает личную самореализацию, и за таковую или за иллюзию таковой девочка с ослепительными зубами может легко загрызть.

«Вот ведь какая гадюка продуманная, третью выставку за два года разметают как горячие пирожки. Одни мужики платят за выставку, другие покупают мазню… и все сложилось!»

Экспонат противоположный, тип — навозник: юная дева с тончайшими запястьями и длиннющими пальцами, со спутанными волосами, в глухих, непроницаемых черных очках сидела рядом в кафе напротив венецианского Арсенала с окаменевшим от важности лицом — девочкины стеклышки-палочки показывали в программе Венецианской биеннале. Мой спутник, владелец больших и гордых галерей в Лондоне, Гонконге и Нью-Йорке, вежливо пытался социализироваться с молодым дарованием, однако не вышло — девочка отвечала с шипением и лязгом. И вот у этой ничего с искусством толком не получится — самоподача хромает, локаторы не работают.

В западных странах все иначе. На жизнь искусством денег способны заработать и Трейси Эмин (тетка с большой грудью странной текстуры в складку, в красном корсаже из секс-шопа, с которой я однажды пыталась поговорить о формообразовании в современном искусстве, но она могла и хотела говорить только о сексе), и такие, как Марина Абрамович, напротив которой я совсем недавно сидела на ужине в «Гараже». Ее жизнь — сплошной перформанс. Перед тем, как что-нибудь съесть, она всегда оглядывается, ловя зрителя. Прежде чем что-то произнести, выбирает тембр голоса. Это такая ходячая машина производства собственных образов, выгодно подходящих к конкретной ситуации. Или Сара Лукас — большая настоящая звезда из обоймы Барбары Глэдстоун, которая выглядит как социальный работник с тяжелой судьбой из неблагополучного района.

При этом я одинаково одобряю Трейси Эмин, Марину Абрамович и карамельную девочку-стрекозу из Москвы, которые умеют устроиться, знают, как это делать, и плотно над этим работают, и не осуждаю наших талантливых Настю Рябову, Алису Иоффе, Аню Титову и многих других, воплощающих тип жука-навозника. Их я тоже хорошо понимаю: Москва — транзитная станция, нет, темный полустанок, где надо точно впрыгнуть в останавливающийся здесь на две минуты курьерский поезд. Главное, осознать, что удачно выбранный и правильно примеренный образ — важная составляющая часть художественной стратегии — приводит к успеху или тому, что у нас его олицетворяет.

Итак, девочки, если хотите прорваться на западе — плюйте на соболя и маникюр, говорите с сильным акцентом, одевайтесь в бесформенные мешки из секонд-хенда и армейские ботинки, набивайте на плечи Мао и Че, а на запястья — черепа и пятиконечные звезды, работайте в разных медиа, и вас непременно полюбят левые кураторы, будут выставлять в разных важных и неважных институциях. Но если хотите жить и работать в Москве, эта антибуржуазная, псевдоаскетическая упаковка только помешает. Форма заразна, она разъедает то, что считается содержанием. Даже воспитатель будущей плеяды революционных художников, проводник самой передовой марксистской теории и знаток не очень соответствующей ей личной социальной практики, пламенная дева Е.Д., осознав ошибки молодости, начала покачиваться на двенадцатисантиметровых шпильках в недешевом наряде цветов гражданской войны (ярко-алый с сизо-пороховым), нервно встряхивая свежевыкрашенной белокурой челкой и неся себя через мелкобуржуазную мель коммерческой ярмарки в ВИП.

Если же вы чувствуете в себе силы рвать со сложившейся системой, у меня в коллекции есть удивительный образец — Айдан Салахова, махаон, королевна, лучшая ролевая модель. Она сама по себе инструмент в инструменте. Гармония образа складывается из очень мытой успешной наряженной девочки с невероятными навыками, способностями в светском общении и хватки продавца с настоящим талантом.

Интервью
Добавить комментарий