Хани, ваши первые впечатления о заводе?
Когда я впервые побывал там, был потрясен — настоящий заповедник индустриальной эпохи. И чтобы ощутить дух ЗИЛа, я несколько раз пересмотрел фильм «Человек с киноаппаратом» Дзиги Вертова. Вернувшись в Нью-Йорк, я понял, что в своем проекте хочу обратиться к выдающимся моментам истории России, в частности к индустриализации с конструктивизмом, который дал жизнь модернизму. Мне хотелось, чтобы мой проект был стихотворением об истории искусства, но одновременно открывал перспективы будущего и не казался ностальгическим. Новая Москва, новый урбанизм, новая архитектура, которая при этом помнит о своем прошлом, — такую ДНК мы заложили в начале работы над ЗИЛом.
Как ваши два проекта — музейный центр «Эрмитаж» и жилая башня в новом комплексе «ЗилАрт» — связаны с Москвой?
Башня — это эффектная, почти скульптурная форма высотой 150 метров. У нее светящиеся фасады, которые отражают свет, а в середине — огромный куб, словно зависший вопреки законам гравитации. Отсылая к истории конструктивизма, небоскреб намекает на Малевича, но при этом напоминает об истории ЗИЛа, где производили машины, и сам по себе является надежно спроектированным механизмом. Когда строишь башню в Москве, нельзя не вспомнить о башнях Кремля и сталинских высотках. Можно сказать, что мы открываем новую оптимистичную страницу в истории московских башен.
То есть вы создали оптимистичный русский небоскреб?Ну да. Глядя на башни «Москва-Сити», я понимаю, что они могли бы находиться в любом городе мира. Но наша башня будет украшать вход на территорию «ЗилАрта», поэтому я хотел сделать современное русское здание, которое не копирует прошлое в духе Диснейленда, а открывает вид на будущее с помощью поэзии, архитектуры, технологии, света.
Теперь про музейный центр «Эрмитаж-Москва» расскажите.
Если башня — это мост из прошлого в настоящее, то «Эрмитаж» — портал в будущее. Эти два проекта — как двухактная опера. Здание музея будет облачным и почти невесомым. Мощное, незабываемое впечатление от соприкосновения с современным искусством — вот чего я добивался. Конечно, я оглядывался на санкт-петербургский Эрмитаж, но в Москве здание будет легким и современным в противовес монументальности Зимнего дворца. Моя роль как архитектора состоит в том, чтобы обеспечить работу всех служб, но остаться за кулисами, на бэкстейдже. Художники и кураторы хотят экспериментировать, показывать новое искусство, показывать старое искусство по-новому — все это будет здесь возможно. Я считаю, он действительно станет музеем будущего.
Что такое в вашем представлении музей будущего?
Возьмем «Гараж», например. На мой взгляд, он ближе всего к этому определению. Он больше похож на кунстхалле, он не обязан быть чем-то монументальным и постоянным. Очень надеюсь, что музеи просуществуют как минимум 50 лет, а то и как Эрмитаж — целых 250. С другой стороны, сегодня все чаще люди задаются вопросом, что такое вообще искусство, зачем и кем оно создается, как его показывать. Я думаю, что музей сегодня не должен делать вид, что этих вопросов нет.
Как «Эрмитаж-Москва» отвечает на эти вопросы?
Например, структурой. Он состоит из нескольких совершенно разных частей, у каждой свои функции. Центральная часть олицетворяет стабильность. Там чистые белые стены, на их фоне удобно смотреть произведения. В другой части предоставлены все возможности для экспериментов — это будет что-то вроде Турбинного зала в Тейт Модерн в Лондоне. Если художник хочет построить скульптуру высотой 30 метров — пожалуйста. Еще есть третья часть, она создана для будущего. Мы не знаем, каким будет искусство через несколько лет: как оно будет выглядеть, как создаваться. Поэтому просто оставляем для него место в здании. Это место под крышей музея, которое можно трансформировать как угодно. Скорее это лаборатория, чем выставочный зал.
Интересный подход.
Надеюсь. Потому что я хочу, чтобы в новом музее смешались стабильность традиционного музея, открытость кунстхалле, театральность биеннале и художественных ярмарок.
