Как гласит легенда, когда Ольга Свиблова задумала открыть музей, многие эту затею открыто объявили неосуществимой. А она решила в пику этим пораженческим настроениям сделать единственную в своей жизни художественную работу под псевдонимом Ляля Самолетова.
«Свиблова важнее, чем президент, а ее мозг — произведение искусства, — рассказывает куратор Антонио Джеуза. — Я его, между прочим, показывал на выставке «Международный день куратора». Участвовали Мизиано, Бакштейн и, разумеется, Свиблова. Когда Ольга взялась за создание музея, ей говорили: фотография — это не искусство. И тогда она сказала: «Ну хватит, все считают меня сумасшедшей!». Я тоже ставил ей такой диагноз. Она решила всем доказать обратное и сделала томографию головы, получила скан и заключение от врача. Не знаю, была ли взятка или врач был хорошим другом, но факт: сумасшедшей Ольга не оказалась. Это произведение находится у нее в офисе».
Ольга Львовна не отбрасывает тени, не отражается в зеркале и перемещается по миру на метле с реактивными движками.
Дмитрий Ханкин
И она сделала невозможное. Ровно 20 лет назад на месте затхлого муниципального зала Ольга Львовна основала семиэтажный Московский Дом фотографии с 2500 кв.м. выставочных площадей, который позднее был переименован в Мультимедиа Арт Музей. И не где-то, а в средоточии самой дорогой недвижимости в Москве — на «золотой миле», на Остоженке. В музее впервые в России прошли выставки многих звездных художников: Тарин Саймон, Барбары Крюгер, Тони Оуслера, Джозефа Кошута, Young British Artists. Свиблова задумала и заодно создала Московскую школу фотографии и мультимедиа им. А. Родченко, которая в этом году отпраздновала 10-летие. Выпускники школы регулярно получают престижные российские и международные премии. Совсем недавно музей запустил портал «История России в фотографиях», который объединит фотоколлекции российских музеев, архивов и частных собраний.
Свиблова никогда не останавливается, даже если, не сомкнув ночью глаз, перелетает с фестиваля в Арле на открытие выставки «Новокузнецкая школа фотографии» в Екатеринбурге. Это ее стиль жизни, под который подстраиваются все остальные.
Если хочешь поговорить с Ольгой Львовной, нужно запастись терпением. «Приходишь в шесть часов вечера в МАММ и уходишь оттуда в шестом часу утра, — предупреждает меня критик Константин Агунович. — Где-то до часу ночи ожидаешь доступ к телу. А сам разговор продолжается очень долго. Если ты отстоял шесть часов в очереди за пятиминутным комментарием, то, чтобы не было обидно, тебе дают шестичасовой комментарий». Говорят, Айдан Салахова написала картину, пока разговаривала со Свибловой по телефону.
Разница между днем и ночью для нее тоже отсутствует. «Это человек, для которого не существует выходных, — вспоминает художница Антонина Баевер. — Однажды, в ночь с пятницы на субботу, мы делаем вечеринку, под утро мне приходит сообщение в Telegram от Ольги Львовны по какому-то рабочему поводу. Она ошиблась номером и тем не менее в этот момент была в строю».
Но несмотря на нескончаемую энергию, Свиблова иногда тоже устает. «Так, по сигаретке и расходимся», — говорит она мне. Правда, это «по сигаретке» растягивается еще на полчаса.
СВИБЛОВА (раздраженно): Вот что вы мне задаете детские вопросы? Встречалась я с Путиным и Медведевым или нет? Встречалась!
ГУСЬКОВ: Можете от них добиться поддержки?
СВИБЛОВА: Что мне, у них денег просить? Они люди более занятые, чем я. Они страной руководят.
ГУСЬКОВ: Но ведь с финансированием вы как-то решаете вопрос?
СВИБЛОВА: Просто за хорошую работу никто бюджет не увеличит. А я никогда ничего не просила. Когда президент сказал, что надо мне дать бюджет, его дали через два года и половину. А мне нужно зарплаты платить. И как я закрываю эти дыры, лучше не рассказывать. (Свиблова пытается найти штатного водителя, но он уже уехал. Она обращается к одному из сотрудников: «Займите мне, пожалуйста, пять тысяч на такси, а то мне не на что доехать до дома». «Для вас, Ольга Львовна, все что угодно», — отвечает он.)
СВИБЛОВА (снова ко мне): Что вас так волнуют эти люди? Если с ними дружить, может, они кого-то и финансируют. Меня — нет. Но я отношусь к ним с пониманием. В музее они для меня прежде всего зрители. А еще очень занятые люди. Например, подходят ко мне на вернисаже с вопросами, которые я в этот момент решить не могу, это вызывает раздражение. Рассказывать об искусстве надо в момент, когда у человека есть свободное время и он настроен на восприятие. Медведев, когда был президентом, три раза посещал наш музей. Слушал, задавал вопросы. А когда приходил через год, спрашивал: «У вас в этом углу, слева, висела такая-то работа, где она?». Я отвечаю: «Она в запасниках». — «А можно еще раз увидеть?»
Ольга безумно любит искусство. У нее бесконечная работоспособность. Она внимательна к мельчайшим деталям.
Василий Церетели
ГУСЬКОВ: И вы отвели его в запасники?
СВИБЛОВА: Нет, в следующее посещение эта работа как раз была в экспозиции. Он узнал и обрадовался. Для меня очень много значит внимание к работам. Это главный критерий. Не играет роли — вы ко мне приходите или президент. Если в музее бывают первые лица страны, это не для того, чтобы обременять их просьбами, а чтобы, наоборот, поделиться с ними радостью от встречи с искусством. Свои вопросы ответственности за музей надо решать самому.
ГУСЬКОВ: Ольга Львовна, я не сомневаюсь в масштабах вашей ответственности.
СВИБЛОВА (вздыхает): Попробуйте открыть свою палатку и торговать пирожками, наймите двух работников, и через два месяца вы начнете чувствовать то же, что я сейчас.
ГУСЬКОВ: Вы привыкли все делать сама, все контролировать?
СВИБЛОВА (строго): Даже если у меня открывается выставка и там есть куратор, я все равно должна все проверить.
Часто такая проверка ведет к тому, что Свиблова ночью переделывает экспозицию, выкладывает все рамы на пол и своими руками раскладывает их в правильном, по ее мнению, порядке, чтобы все работало. Она подкрепляет серьезность своих намерений непечатными выражениями. («*** на палочке» — одно из ее любимых.) Когда что-то нужно, Свиблова разговаривает матом, сообщают очевидцы, причем очень экспрессивно и с душой.
Открытию нового здания музея в 2010 году предшествовали 12 лет мучительной подготовки; пять из них приходилось жить на стройке. Вот там-то Свиблова и овладела новым диапазоном великого русского языка. Этот навык Свибловой оказался очень кстати.
Она всегда в поисках партнеров для музея — как показывает его бурная жизнь, вполне успешно. У совладельца галереи «Триумф» Дмитрия Ханкина имеется такая история: «Однажды мы со Свибловой делали выставку Recycle Group. У выставки был дорогой продакшн, центральным объектом должен был стать исполинский бур из нержавейки. Он Свибловой не понравился. Я настаивал и скрежетал зубами. Зашел к ней в кабинет, увидел Олю с очками на кончике носа, поедающую какой-то финик, открыл было рот — и тут посмотрел на нее, умаявшуюся, бестелесную женщину, понял, что не в состоянии орать и выяснять отношения. «Бур тебе не нравится? Ну ладно, уберем бур». Она производит на человека магическое действие: часто делаешь и говоришь не то, что хочешь, а то, что Ольга Львовна хотела, чтобы ты сделал или сказал».
Но иногда магия не срабатывает. На открытии временного павильона «Гаража», как вспоминает его директор Антон Белов, Свиблова по привычке закурила прямо в помещении. И как она ни протестовала, охранники были неумолимы.
В жизни Московской школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко она старается участвовать, насколько позволяет ее график. «Первый учебный день начинается с лекции Ольги Львовны, — рассказывает выпускница школы Екатерина Лазарева. — Она достает сигарету, несмотря на пожарную сигнализацию. Обязательно спрашивает новопоступивших: «На каких выставках были?» Отчитывает, что никто никуда не ходит, и из года в год повторяет слова Алексея Парщикова: «На пустом месте даже глупость не растет»».
Она легкая как тростинка.
Сергей Шутов
СВИБЛОВА (закуривая): Если что-то делаешь, несешь ответственность. Это не значит, что я не доверяю людям. Я придумала школу фотографии, изучила вопрос, поняла, как это могло бы выглядеть у нас, и нашла двух замечательных директоров — Лену Лунгину и Иру Успенскую.
ГУСЬКОВ: А как вы находите людей?
СВИБЛОВА: По-разному, и чувствую кадровый голод. Я понимаю, что в школе должны учить лучшие преподаватели. Там правильная атмосфера, все правильно крутится. Я не вмешиваюсь в их работу годами, только если случается ЧП. Мне достаточно с Ирой и Леной парой слов по телефону перекинуться.
ГУСЬКОВ: Вы сейчас для музея закупаете работы?
СВИБЛОВА: Нет, временно. Вначале мы покупали, что хотели, поэтому у нас очень хорошая коллекция. Потом мы могли рассчитывать на очень лимитированную сумму. В последние годы появилась ненужная бюрократия с заполнением заявок на закупку, а денег на пополнение коллекции стало меньше. Но правила есть правила. Надежда умирает последней.
ГУСЬКОВ: А со спонсорами получается?
СВИБЛОВА: Мы всегда прописываем жесткий контракт и его выполняем. Часто в благодарность партнерам я сама вожу экскурсии для них и их друзей. Вот сегодня на экскурсии по выставке «Русский космос» люди слушали и были счастливы. Я очень боялась, что космонавту Юрию Гидзенко не понравится, а он сказал, что приведет сюда весь свой отряд. Для меня это большая радость!
ГУСЬКОВ: Но когда к вам приходит молодежь, ходит по музею и целуется, вас ведь это тоже радует?
СВИБЛОВА (взрывается): Да, приходит, но они, *****, не знают истории! Ленин у них умер в 60-х годах, а Сталин — великий полководец. Не говоря уже о познаниях в искусстве. Ради того, чтобы как-то это изменить, мы, команда музея, и занимаемся тем, чем занимаемся!
ГУСЬКОВ: Спасибо вам, Ольга Львовна!
Я ухожу, теряясь в пустынном лабиринте технических помещений MAMM, а она остается дожидаться своего такси.
