В одной из гостиных отеля «Метрополь» нас ждет интеллигентного вида дама: скромный серый пуловер, черные брюки, аккуратные очки. В этой образцово-показательной австрийской фрау не сразу признаешь одну из главных бунтарок европейского послевоенного искусства — Вали Экспорт.
До 27-ми австрийку звали Вальтрауда Лернер (в замужестве — Вальтрауда Холлингер). В 1967-м она отказывается от фамилий мужа и отца, превращается в Вали Экспорт и начинает экспортировать в искусство феминистские идеи. Главным оружием Вали стало собственное тело. Женское тело, давно находившееся в плену табу и стереотипов, в конце 60-х пора было освободить. И Вали к этому приступила — и весьма радикально. В перформансе «Генитальная паника» художница вырезала в джинсах отверстие на причинном месте и прошлась по залу кинотеатра, где крутили эротический фильм. А затем отправилась в тур по европейским городам с еще более экстравагантным проектом: Вали появлялась на публике в картонной коробке с двумя отверстиями — любой желающий мог потрогать ее обнаженную грудь. Назывался перформанс «Тактильное кино» — коробка была зрительным залом, а в экран превратилось тело художницы. Интерес к кино дал о себе знать в 1977-м — в этом году вместе с Петером Вайбелем Экспорт представила свой первый полный метр «Unsichtbare Gegner». А в 1985-м ее фильм «Практика любви» принял участие в Берлинском кинофестивале.
В XXI веке Вали практически перестала заниматься перформансом, экспериментирует с цифровыми технологиями в искусстве и остается источником вдохновения для других: от начинающих перформеров до самой Марины Абрамович.
Вали, интернет сообщает, что вы решили стать художницей еще в 16 лет — это правда?
Да, это так. Это было мое желание, моя мечта. Меня вдохновляли художественные каталоги, которые хранились у нас дома. Мне нравилось рисовать карандашом, я фотографировала, хотя собственной камеры у меня и не было, меня интересовала работа с пространством. Но тогда я еще не знала, что скрывается за словом «художник». В послевоенное время это, как и все остальное, было очень размытым, неопределенным.
А как семья относилась к этим экспериментам?
Моя мама была открыта в этом смысле, она следила за тем, что я делала. Но со страхом — было непонятно, как на этом можно заработать. Некоторые родственники отнеслись к моему интересу к искусству скептически, но открытого неприятия не было.
А ваши последующие откровенные перформансы в семье обсуждались?
Все перформансы я делала за границей, мои родные их не видели, они не следили прицельно за тем, что я делаю. Мы это не обсуждали.
В 27 лет из Вальтрауды Холлингер вы превратились в Вали Экспорт — зачем?
Мне не хотелось носить фамилию отца или мужа. Я хотела выбрать имя сама. Почему Экспорт? Я хотела, чтобы мои идеи, мысли расходились в свободное, еще не известное мне пространство, как корабли из торговой гавани. А Вали — это мое старое прозвище. Сейчас Вали Экспорт — это зарегистрированное, охраняемое имя. Бренд, как Кока-Кола.
Вы — ключевая фигура в феминистском искусстве. Почему в свое время вас стала волновать именно эта проблема?
Когда начинаешь заниматься искусством, быстро замечаешь, что женщины в этой сфере обделены, мужское влияние доминирует. К женщинам относятся по-другому. Так быть не должно. Однажды, когда я только начала заниматься искусством, я показывала свои фильмы группе людей. В конце зрители стали спрашивать, какой смысл я вкладывала в эти работы. Но спрашивали они не меня саму, а моих коллег-мужчин. Хотя я стояла рядом. В таких ситуациях сразу понимаешь: здесь что-то не так.
С поздних 60-х многое изменилось?
Позитивных изменений много. В те времена почти не было женщин-кураторов, женщин-директоров музеев. Художниц редко приглашали участвовать в выставках. Сейчас в этих профессиях много женщин, хотя в случае выставок равноправия все еще нет — есть над чем работать.
Последнее время кажется, что общество совершает регресс в отношении равенства полов. В России, Польше, Ирландии и даже в Америке очень сильно движение за запрет абортов…
Действительно, сейчас мы откатываемся назад. То, что было достигнуто в 60-е, 70-е, 80-е годы, обесценивается. Россия, Польша, Ирландия — это лишь самые крупные примеры. Пугает и рост популярности крайних правых в Европе.
Как вы думаете, Дональд Трамп — это реальная угроза феминистскому движению или просто политическая клоунада?
Для женского движения в США — определенно, угроза. Все достижения феминизма в Америке от него пострадают. После того, что он нес в своих интервью, сложно представить, чтобы хоть одна женщина в здравом уме проголосовала за него на выборах.
Почему это вообще происходит? Чего не хватает обществу?
В последнее время политики пренебрегали обществом, ставили во главу угла эффектные политические заявления, собственную власть. Общество почувствовало, что с ним неправильно обращаются.
Сейчас у нас пытаются закрыть выставку Яна Фабра в Эрмитаже. Вы и сами часто сталкивались с возмущенной общественностью. После вашего знаменитого перформанса «Тактильный кинематограф» против вас развернули целую кампанию. Вас это ранило или вы были морально готовы к такому?
После премьеры перформанса в Лондоне и Мюнхене публика позитивно все восприняла, без какой-либо агрессии. Мне говорили: «Это весело, здорово, продолжайте это делать». Кампанию против меня начала не публика, а СМИ. Удивительно, какое влияние пресса имеет над личным мнением людей. Я даже стала получать письма с угрозами. Это вызывает в тебе самом гнев и агрессию, но такие события тоже нужно анализировать. И двигаться дальше. Этот опыт должен должен стать частью твоего художественного высказывания.
В последнее время журналисты не портят вам жизнь?
Некоторые по-прежнему копаются в прошлом и делают какие-то выпады против меня. Но это бывает редко.
В 2007-м другой ваш знаковый перформанс «Генитальная паника» повторила Марина Абрамович. Значит ли это, что то, с чем вы боролись в 68-м, живо и сейчас?
Сравнивать сложно. Абрамович повторила перформанс совсем в другом контексте. Я его делала в зале кинотеатра, а она — в музее, людном пространстве. И эпоха уже тоже другая.
О смене эпох — следите ли вы за молодым поколением художников? Чем оно принципиально отличается от вашего?
Новое поколение очень от нас отличается, и это хорошо, ведь нас разделяют десятилетия. Я внимательно слежу за тем, что сейчас происходит. В Австрии много хороших площадок, где показывают и поддерживают молодых художников. Конечно, они недовольны качеством этой поддержки, как и мы в свое время. Главная разница между нами — это множество медиа, которые сейчас появились. У нас не было цифровых медиа, которые сейчас используют очень активно. Сейчас появляется много междисциплинарных перформансов. Темы тоже другие. Феминизм, например, уже не такая острая тема.
Напоследок немного философский вопрос: возможна ли вообще полная и окончательная эмансипация женщин?
В этом обществе — нет. Равноправие полов невозможно. Эмансипация — это факт, в ней самой не нужно ничего менять. Меняться должно общество.
