В 2001-м Джастин Теру снялся в «Малхолланд Драйве» Дэвида Линча в роли самоуверенного кинорежиссера — как и все в этом фильме, его игру можно было назвать сочетанием махровой эстетики теледрамы с нотками леденящего душу сюрреализма — было в нем что-то, от чего привычный мир слегка кренился вбок. Его персонаж Адам Кешер свято считал себя художником, хотя большую часть времени его деятельность заключалась в разнообразном обслуживании огромной голливудской машины.
Интересно, что карьеру самого Теру можно описать похожим образом: будучи успешным сценаристом (на его счету обе части «Солдатов неудачи», «Железный человек 2», «Рок на века»), режиссером («Посвящение») и знаменитым актером, он снимается в фильмах диапазона от «Внутренней империи» до «Дюплекса» и давно закрепил свои позиции в Голливуде, оставаясь при этом удивительным образом в рамках хорошего вкуса — человек, с которым неоднократно работают такие кардинально разные люди великих талантов, как Дэвид Линч и Бен Стиллер, вызывает, бесспорно, и уважение, и интерес. В последние годы Теру больше интересует находиться по ту сторону камеры или просто пытается спокойно проводить время со своей женщиной Дженнифер Энистон, но теперь мы будем видеть его чаще: в «Оставленных», новом сериале Деймона Линделофа по одноименной книге Тома Перротты, сделанном для HBO, Джастин играет одну из главных ролей — офицера полиции, отца двоих детей, который вместе с большей частью населения небольшого американского городка остался на Земле после того, как часть людей — близких, знакомых, чужих — исчезла. Чтобы поговорить об этом чрезвычайно печальном и серьезном проекте, мы выбрали Джастину самую веселую собеседницу — Эми Седарис, актрису, писательницу, комика и его давнюю хорошую подругу.
ДЖАСТИН ТЕРУ: Миледи.
ЭМИ СЕДАРИС: Мне, пожалуйста, двойной латте. С двумя эспрессо.
ТЕРУ: Двойной что? Мне ромашковый чай.
СЕДАРИС: О-о. Кто-то играет в мамочку.
ТЕРУ: Важно отметить, что на Эми сегодня надет тренч.
СЕДАРИС: (Смеется.) На Джастине — очень тесная футболочка. Я поверить не могу, что ты меня вытащил из постели в этот вечер ради этого несчастного интервью. Я вообще-то очень занятая женщина, ты знаешь. Ну ладно, давай. Я хочу, чтобы ты мне рассказал кучу скучных подробностей о своей юности. Серьезно, я тебя знаю 13 лет, и все еще многое покрыто завесой тайны. Каким ребенком ты был?
ТЕРУ: Думаю, я был довольно солнечным мальчишкой. Ого, там что, снег идет? Охренеть!
СЕДАРИС: Снег? Нет, это просто деревья. Это называется пыльца. Сколько у тебя было сестер и братьев?
ТЕРУ: Нас всего было шестеро, по трое за раз. Сначала первые трое подросли, потом вторые подоспели, когда я уже был взросленький.
СЕДАРИС: Тебя в детстве что-нибудь особенное занимало? Я знаю, ты очень любил животных.
ТЕРУ: Я любил своих собак, хотя у нас случались с ними ужасные ситуации. Мы все время покупали собак, а потом моя мама их куда-нибудь забирала. Мы шутили, что она их на ферму отправляет. Но нам все время попадались собаки, которые норовили сорваться с поводка и кого-нибудь покусать. Это было очень обидно.
СЕДАРИС: А учился ты хорошо?
ТЕРУ: Нет. Я ходил в школу Рудольфа Штайнера — а это ужасные заведения. Они все еще существуют, это экспериментальные школы, которые появились еще в 1920-е годы — там нет настоящих классов, нет четкого разделения по возрасту. Зато там есть курсы вязки, лепки из пчелиного воска — вот это вот все дерьмо. А потом, когда мои родители развелись, меня отправили прямиком в обычную общеобразовательную школу, в четвертый класс. А в школе Штайнера меня за все это время даже читать толком не научили. Ну и это было, как ты понимаешь, суровое погружение в реальность. (Смеется.) Так что все оставшиеся годы я постоянно тащился в хвосте и наверстывал.
СЕДАРИС: Теперь вы знаете, как так сложилось, что Джастин не умеет читать.
ТЕРУ: Мне, между прочим, очень часто доводилось стоять перед всем классом, чувствовать себя беспомощным и плакать, плакать, плакать.
СЕДАРИС: Это тогда ты полюбил сочинять и рисовать картинки, от одиночества?
ТЕРУ: Нет, я был одаренный с самого детства.
СЕДАРИС: И правда, ты иллюстрировал оба мои бестселлера для The New York Times!
ТЕРУ: (Смеется.) Да расслабься ты уже! Но да, если что и можно сказать в защиту Вальдорфской школы, так это то, что творчество они поощряли. Не исключено, что и читать и считать они бы тоже меня научили рано или поздно.
СЕДАРИС: Вообще, это забавно — потому что теперь-то ты весь из себя писатель, да и в семье у тебя все писатели.
ТЕРУ: Знаю, но я не такой, как они. Они-то как раз настоящие писатели, они книги пишут. А я бы с ума сошел, если бы меня заставили писать большую книгу с длинными описаниями внутреннего убранства комнат, я бы умер от скуки. Я люблю придумывать ситуации, шутки и диалоги.
СЕДАРИС: А телик на тебя повлиял? Какие телешоу ты смотрел в детстве?
ТЕРУ: Телевидение я поглощал целиком — от Super Friends по утрам до The Dukes of Hazzard, The Love Boat и Fantasy Island глубокой ночью. Я смотрел все. У нас тогда было только четыре канала, так что ты на самом деле мог позволить себе посмотреть все, что идет по телевизору, если как следует умел переключать каналы.
Я помню, я смотрел рекламу Matchbox или RC Сars, и там быи детишки на заднем дворе — куча грязи и пальмы, а потом мама зовет их внутрь и дает им Sunny Delight. И я такой: «Вау, что это за райское место? Что это, черт побери, за волшебный мир?» — это было мое первое воображаемое путешествие в Лос-Анджелес. Я мысленно представлял себя в рекламе. А потом, после школы, я со своим приятелем поехал в Японию и получил работу в Ringling Bros. and Barnum & Bailey Circus.
СЕДАРИС: Шутишь? Какую?
ТЕРУ: У нас был замечательный концертный номер с медведями! (Седарис смеется.) Да нет, конечно, просто менеджерская работа — продавали фруктовый лед.
СЕДАРИС: Боже. А по-японски ты говоришь?
ТЕРУ: Нет.
СЕДАРИС: А японское искусство на тебя повлияло?
ТЕРУ: Я всегда любил аниме и все, что с ним связано, но — нет. Я просто искал работу на лето, чтобы осенью заплатить за учебу. В те дни в Японии можно было сделать нормальные деньги. Йена шла по прочному и высокому курсу.
СЕДАРИС: А когда ты решил: поеду в Нью-Йорк и стану актером?
ТЕРУ: Да дело в том, что я посмотрел этот фильм… не помню, как он называется. В общем, посмотрел его и подумал: надо быстро гнать в Нью-Йорк.
СЕДАРИС: Может, это был «Манхэттен» Вуди Аллена?
ТЕРУ: Нет. Скорее, «Танец-вспышка». Я потом узнал, что его вообще-то снимали в Питтсбурге. Но дело было сделано — я увидел просторные лофты и уже решил, что именно там жить лучше всего. Но у меня как-то всегда было в сердце чувство, что именно в Нью-Йорке я себе найду место. Я ведь еще в юности начал сюда ездить — в школе на каникулы приезжал.
СЕДАРИС: Что ты изучал в колледже?
ТЕРУ: Актерское мастерство, языки, визуальные искусства.
СЕДАРИС: А потом случилась твоя первая кинороль — «Я стреляла в Энди Уорхола».
ТЕРУ: Я просто поверить не мог. Очень нервничал, все время думал: «Это навсегда. Это записывается на пленку». Я до этого только в пьесах играл, а в театре же что здорово — когда представление идет, оно идет, а когда нет — нет. И люди его помнят, но записи никакой не остается.
СЕДАРИС: Классно, что ты никогда не мог определиться, что тебе ближе — драма или комедия.
ТЕРУ: Я всегда занимался и тем, и другим. Амбиций у меня было не так много, и это, по-моему, был плюс — в смысле, я был амбициозен, но не в стиле «поскорее бы мне снять пилотную серию!». Никогда не ездил в LA снимать пилотные сезоны. Надо было, наверное, большего хотеть, но это как-то не делало меня счастливым. Я снимался в телесериале однажды, и я там просто чудовищно страдал.
СЕДАРИС: Ты его ненавидел. А потом еще появился в «Сексе в большом городе». И пришел на площадку, когда я тоже засветилась в «Сексе в большом городе». Это было классно.
ТЕРУ: О, это было очень весело. Этот сериал я до сих пор люблю.
СЕДАРИС: А теперь, значит, «Оставленные». По роману Томаса Перротты.
ТЕРУ: Деймон (Линделоф, создатель сериала. — Interview) мне позвонил, я встретился с ним и исполнительным продюсером Питером Бергом. А Деймон очень хороший сценарист. Я получил его сценарий и взахлеб прочитал — это был очень, очень хороший сценарий. Меня волновало только одно: останется ли он таким же интересным еще на пару сезонов? Потому что об этом шоу даже разговаривать трудно. Я играю копа, если что.
СЕДАРИС: Я знаю, ты сам написал за последние годы пару сценариев и вообще удалился с экрана. Но слушай, смотреть, как ты снова играешь, — это счастье — ты так хорош. И ты знаешь, как я хочу сыграть копа. Я тебе очень завидую.
ТЕРУ: (Смеется.) Да, ты мечтаешь сыграть копа, это правда.
СЕДАРИС: Ты в этом сериале плачешь на экране.
ТЕРУ: Да, плачу. (Смеется.)
СЕДАРИС: Ну, мне-то все равно хочется смеяться, потому что я тебя лично знаю. Но мне очень нравится, что ты там снимаешься. Как будто книга тебе просто упала на колени, а ты ответил «да». Я всегда так делаю дела.
ТЕРУ: А так их и надо делать. Сначала книжку пишешь, потом в сериале снимаешься, потом — пьеса или мультфильм. Сколько бы я ни пытался спланировать собственное будущее, оно меня всегда опрокидывало.
СЕДАРИС: Да! Хотя есть люди, которые его просто делают, уверенно и постепенно — они идут в школу, вырастают, женятся, заводят детей — и в 30 лет уже взрослые.
ТЕРУ: Они обычно выжаты к этому моменту. Я всегда стараюсь выбрать их всех опций самую веселую и интересную. Потому что если мне не интересно работать…
СЕДАРИС: Вырастает стена. У меня так же.
ТЕРУ: Да, долбаная стена. Мне становится нереально скучно.
СЕДАРИС: У тебя очень активное воображение. Я помню, я как-то раз уснула, разговаривая с тобой по телефону. Я тебе говорю: «Джастин, сейчас четыре утра», а ты продолжаешь составлять рифмы к каждой фразе, которую я говорю.
ТЕРУ: Тут надо скзаать, что у нас с Эми масса клубов.
СЕДАРИС: Да. У меня особенно, но даже в тех, в которые я тебя не включаю, ты почему-то в итоге участвуешь.
ТЕРУ: Да, у тебя был Клуб творческих бобрих. Там должны были состоять только женщины.
СЕДАРИС: Да, ты еще сделал для него логотип с… Ой, ладно. Дело в том, что мы там накуривались, а ты же не куришь траву.
ТЕРУ: Не курю.
СЕДАРИС: И ты приходил и просто смеялся над накуренными людьми.
ТЕРУ: (Смеется.) Ну да.
СЕДАРИС: Ну вот я и исключила тебя! Ты даже не пил, вообще неясно, зачем ходил.
ТЕРУ: Это дискриминация, конечно. «Ты не куришь — значит, ты не в нашем клубе». Но мне больше всего нравилось то, что я всегда мог пройти мимо охранника в твоем доме, и именно это тебя больше всего бесило. А я просто покупал много продуктов и шел мимо с очень серьезным видом, посматривая на часы. И он просто кивал, когда меня видел.
СЕДАРИС: У тебя до сих пор квартира в Нью-Йорке. Не думаешь пожить в Лос-Анджелесе теперь, когда вернулся в телезвезды?
ТЕРУ: Я люблю клише. И все клише по поводу Лос-Анджелеса мне тоже нравятся. И погода — высший класс. К тому же, там какой-то более здоровый образ жизни. Опять же, можно ходить в походы.
СЕДАРИС: Там труднее плыть по течению?
ТЕРУ: О, это прерогатива Нью-Йорка. Здесь ты можешь просто налететь на кого-то на улице и куда-то с ним пойти или пойти быстренько выпить с ним чашку кофе. В Нью-Йорке можно провернуть такие дела, которые в Лос-Анджелесе кажутся неподъемными. Если тебе надо купить молока, отдать в ремонт ботинки и что-нибудь по пути закинуть в химчистку, и ты живешь в Лос-Анджелесе — это список приключений на весь день. В Нью-Йорке ты можешь обстряпать все эти дела за полчаса.
СЕДАРИС: А теперь еще папарацци стали такими агрессивными, что ни про что больше не наврешь. Ты мне скажешь: «Ой, Эми, прости, не сможем увидеться, я буду в LA», а я газету открою и прочитаю, что ты, врун, расхаживаешь тут по Нью-Йорку в белых штанах.
ТЕРУ: (Смеется.) Да, врать больше нельзя. У всех как будто свои персональные дроны появились. Но вообще, это всегда было интересной задачей — стать своим одновременно тут и там. Я сейчас живу на два города, но «Оставленные» — не сериал для кабельного, где тебя на год пригвождают расписанием к одному месту, там довольно свободный график. Если честно, этот сериал — отличный перерыв в писательской работе. Потому что писать, как ты знаешь, охренительно сложно. И для того, кто этим много занимался, такая невообразимая роскошь — однажды получить пачку аккуратно напечатанных страниц с хорошими сценами и диалогами, чтобы ее просто сыграть.
СЕДАРИС: Ладно, у меня еще много не относящихся к делу вопросов. Тебе нравится ходить босиком?
ТЕРУ: Нет.
СЕДАРИС: Как часто ты спишь голым?
ТЕРУ: Всегда.
СЕДАРИС: Когда ты в помещении один, работаешь без одежды?
ТЕРУ: (Смеется.) Ну нет. Работать без одежды? Мебель, что ли, голым сколачивать?
СЕДАРИС: (Смеется.) А по поводу купания что — плавал голым?
ТЕРУ: Да, плавал, но мне не нравится.
СЕДАРИС: Ты любишь загорать?
ТЕРУ: Еще как люблю. Ты тоже любишь.
СЕДАРИС: Я-то да, но вот ты — ты даже специальный режим соблюдаешь, у тебя куча кремов, лосьонов. Есть же этому какая-то причина? Наверное, это твоя итальянская кровь.
ТЕРУ: Я люблю чувство легкого солнечного ожога. Но есть такая штука, Rentinolo, меня на нее подсадила Джен (Дженнифер Энистон, невеста Теру. — Interview). Это что-то вроде крема для тела, но ее, кажется, собираются снять с производства. А я ненавижу, когда кто-то выпускает долго классный и успешный продукт и вдруг внезапно снимает его с производства. Меня это просто бесит.
СЕДАРИС: ОК, молодежный вопрос: что тебя еще бесит, кроме тех, кто вокруг тебя курит траву?
ТЕРУ: Кроме травокуров?
СЕДАРИС: У меня в компьютере есть список, там все вещи, которые бесят меня — слишком большие рюкзаки…
ТЕРУ: Сандалии меня просто вымораживают. Я не хочу видеть ноги. Все эти веревочки могут выглядеть секси на женской ноге, но все, что открывает мужские ступни… Еще меня бесят треники. И люди, которые медленно ходят.
СЕДАРИС: А что тебя вдохновляет на работу?
ТЕРУ: Ты.
СЕДАРИС: Ты ездишь на мотоцикле в Лос-Анджелесе?
ТЕРУ: Я везде на нем езжу.
СЕДАРИС: Что ты сейчас читаешь?
ТЕРУ: Если честно, собственные сценарии. Когда над чем-то работаешь, трудно найти время. Все время готовишься, стараешься быть в материале, не хочешь погружаться в другие книги. Это сбивает фокус.
СЕДАРИС: У тебя всегда был стиль, сколько я тебя знаю. Твои крошечные футболочки, подтяжки, крикетные штаны.
ТЕРУ: (Смеется.) Крикетные штаны?
СЕДАРИС: А было что-нибудь, что ты носил на себе когда-то, а теперь оглядываешься и думаешь: «О боже. Нет. Неужели это был я?»
ТЕРУ: Знаешь, а я всегда был доволен своим стилем. Я ношу потертые джинсы годов с 1980-х. В 1990-е случилось клеш-помешательство: все поголовно носили клеш. Это для меня было просто неприемлемо — у меня стойкая аллергия на все, что связано со стилем 1970-х. Так что 1990-е были для меня трудным периодом — надо мной все издевались за то, что я носил то, что тогда называли «штаны гармошкой». Теперь это называют скинни-джинсы. Я думаю, они пришли в мой гардероб из музыкальной тусовки, с которой я тогда был тесно связан. А ботинки мне всегда нравились. Я всегда считал, что если можешь выбрать — выбирай не туфлю, а ботинок.
СЕДАРИС: А еще же татуировки. Когда ты в последний раз делал новую?
ТЕРУ: Не так давно набил число 11 на запястье. Мне просто нравятся все числа 11.
СЕДАРИС: А тренировки?
ТЕРУ: Мне нравится ходить в зал днем, часа в три-четыре. Не люблю проснуться и сразу потеть. Скорее проснуться и выпить чашечку кофе. В Нью-Йорке я был более активным — все время ездил везде на своем велосипеде или на скейте или ходил пешком. А потом стал ходить в зал. Мы с тобой одновременно начали.
СЕДАРИС: Да, а потом ты слился. Это было, когда ты меня заставлял есть холодное масло печени трески. Мы созванивались каждый день в восемь утра и одновременно ели столовую ложку этой гадости. Я сделала это по-честному ровно один раз.
ТЕРУ: О, это было худшее. Теперь, кстати, продается такое же с лимонным привкусом. Они как-то убирают из него всю вонь, и вкус тоже лучше. Купи себе, оно называется «Carlson что-то там».
СЕДАРИС: Ты грозу любишь?
ТЕРУ: Обожаю. Такая психологическая разрядка.
СЕДАРИС: Какая цитата тебе первой приходит в голову? Мне — «Проще извиниться потом, чем спросить разрешения».
ТЕРУ: О, это хорошая цитата. Я, пожалуй, скажу, что это и был мой вариант.
СЕДАРИС: С каким животным можно сравнить девушек, которые нравятся тебе больше всего? Рептилии? Ты все-таки живешь в Лос-Анджелесе. Котятки? Зайчики?
ТЕРУ: Зайчики ниче.
СЕДАРИС: По чему ты скучаешь из детства? Я знаю, в детстве ты пережил серьезную трагедию…
ТЕРУ: (Смеется.) Ну вот, наконец-то мы переходим к делу!
СЕДАРИС: Нет, серьезно. Я думаю, это то, что меня в тебе с самого начала привлекло. Нас ведь познакомил Фил (Сеймур) Хоффман, так? Я тебя впервые увидела у него дома. И мы прямо сошлись.
ТЕРУ: Мы познакомились в Marion’s (ресторан и бар на Бауэри, давно закрыт. — Interview), где ты стояла и ждала столик, а мы с Филом тусовались после пьесы, в которой оба тогда играли.
СЕДАРИС: Точно. Но мы тогда очень много общались. Нас было друг от друга не оторвать.
ТЕРУ: Вообще, это странно. Я ни по чему не скучаю в собственном детстве. Я жил в хорошем районе, довольно диком. Там у мальчиков дела делались серьезно — такой стиль «Повелитель мух». Так что много чего случалось — и странного, и смешного.
СЕДАРИС: В какой момент дня ты функционируешь лучше всего?
ТЕРУ: Утром. Если надо писать, то я пишу утром. Я не встаю в шесть утра с первыми петухами, чтобы, мать его, писать, но я люблю расслабленно поворочаться в кровати в девять и к десяти уже быть за рабочим столом.
СЕДАРИС: В чем главная вина твоего лирического персонажа?
ТЕРУ: В уровне стресса. Я могу себя бесконечно накручивать по какому-то поводу.
СЕДАРИС: У тебя есть любимая историческая фигура? По-моему, ты был замечательно хорош в «Джоне Адамсе», где ты играл Джона Хэнкока.
ТЕРУ: На мне был напудренный парик. Самые веселые куски работы над «Джоном Адамсом» были между дублями, просто потому что Пол Джаматти охренительно смешной. Мы с ним восседали на этих царских стульях в париках и все время издевались друг над другом и над окружающими, представляя себя во всех возможных пьесах. У него были шелковые перчатки, он их снимал, шлепал ими по рукам и говорил «Вы можете пожалеть об этом!» или «Доброго денька вам, сударь! Я сказал, доброго вам денька!» с такой интонацией, как будто это чудовищно страшная угроза.
СЕДАРИС: Закончи предложение: «Счастье — это слово, которым я называю…
ТЕРУ: …своих собак».
СЕДАРИС: Ты любишь своих собак.
ТЕРУ: И мою женщину, конечно.
СЕДАРИС: Ну все, у меня вопросы кончились.
ТЕРУ: Ничего страшного, у меня есть вопросы к тебе. Бонусный раунд.
СЕДАРИС: Мне уже неловко.
ТЕРУ: У меня есть три опросника, я их из интернета распечатал. Первый — тест Cosmo «Какая ты женщина?».
СЕДАРИС: Предположим для начала, что я точно женщина. О’кей.
ТЕРУ: И еще парочка тестов, которые нужно пройти, чтобы получить разрешение на оружие.
СЕДАРИС: Ох. Ты из настоящего оружия-то стрелял когда-нибудь?
ТЕРУ: Стрелял. Первый — «Как узнать, насколько этот парень тобой увлечен» и второй — «Тест на расстройства, депрессии и помешательства».
СЕДАРИС: О, черт. Черт. Джастин. О мой бог.
ТЕРУ: Я не собираюсь тебе сообщать, из какого опросника беру вопрос. И ты не подсматривай. Выбирай: 1. Мне никогда особенно не нравилось менять партнеров. 2. Я верю, что могу добиться любой цели, если захочу. 3. Обычно я выбираюсь в клуб, бар или на домашнюю вечеринку не реже трех раз в день.
СЕДАРИС: (Смеется.) Первое.
ТЕРУ: Тебе никогда особенно не нравилось менять партнеров. Хорошо. Выбирай: 1. Я фантазировала об идеальной, сказочной свадьбе. 2. Я могу представить себя добившейся серьезной руководящей должности в крупной компании…
СЕДАРИС: Абсолютно. Желтое платье бананового оттенка!
ТЕРУ: (Смеется.) «Я не ищу серьезных отношений…» Да в этом нет смысла!
СЕДАРИС: Вариант 3! Я не ищу серьезных отношений.
ТЕРУ: Правда?
СЕДАРИС: Я? Да никогда в жизни.
ТЕРУ: Камон!
СЕДАРИС: Мне нравится быть самой по себе.
ТЕРУ: Ты такая кокетка. Правда или ложь: «Расстройства легко поправить с помощью медикаментов».
СЕДАРИС: А кстати, это правда? Ты сам не знаешь?
ТЕРУ: Я никаких ответов на все эти вопросы не знаю.
СЕДАРИС: Слушай, у тебя отличные вопросы!
ТЕРУ: Так, теперь вопрос из опросника про оружие. Сейчас честно отвечай: употребляете ли вы незаконно марихуану и другие седативные, стимулирующие, наркотические или любые другие запрещенные вещества?
СЕДАРИС: Ну, мне нравится марихуана. Ничего не поделаешь.
ТЕРУ: Скрываетесь ли вы от закона?
СЕДАРИС: Да.
ТЕРУ: (Смеется.) Слушай, я столько сегодня узнал о тебе!
СЕДАРИС: Самое классное, что даже так они бы мне все равно выдали оружие. Кто твой любимый писатель?
ТЕРУ: Я люблю Эдгара Аллана По.
СЕДАРИС: А, точно. И Оскара Уайльда.
ТЕРУ: Оскара Уайльда я люблю, это да.
СЕДАРИС: Из магазинов когда-нибудь воровал?
ТЕРУ: Нет. Да. Однажды. Меня поймали.
СЕДАРИС: Что украл?
ТЕРУ: Ну, я маленький был. Думаю, шоколадного медведика. Помню, чувствовал себя просто отвратительно по этому поводу. Это был просто шок. Лет семь мне было. И это с тех самых пор мое самое нелюбимое чувство: чувство вины. Вина и стыд. Терпеть их не могу.
СЕДАРИС: Ты сейчас работаешь над чем-нибудь еще, кроме «Оставленных» для HBO?
ТЕРУ: Над кучкой сценариев. Пишу «Образцового самца 2» — он получается довольно офигенным. Очень смешной. Ну и еще над парой телесериалов.
СЕДАРИС: Очень странно, кстати, что мы никогда не работали ни над чем вместе. У нас ведь была куча отличных идей.
ТЕРУ: Мы можем сделать ток-шоу. Нас двоих будет достаточно.
СЕДАРИС: Нет, любой другой проект.
ТЕРУ: Ах, проект. Давай книгу.
СЕДАРИС: Ты можешь ее проиллюстрировать.
ТЕРУ: О чем будет твоя следующая книга?
СЕДАРИС: Я хочу сделать книгу про женские трусики в особенные дни.
ТЕРУ: В смысле, про какие-нибудь особенные викторианские дни? Трусы разных эпох?
СЕДАРИС: Да ну тебя. Короче, я хочу сделать книжку с иллюстрациями — рисунки женских трусиков. Планирую пожертвовать тираж клиникам по планированию семьи.
ТЕРУ: О боже.
СЕДАРИС: (Смеется.) Ну да, так вот, я…
ТЕРУ: Короче, ровно в этот момент давай закончим интервью.
