Диву даёмся: Грейс Джонс

1

Пока знатоки и сочувствующие ругают юных актрис за невыразительность, кинокритик Устиян перечитывает автобиографии великих американских див и делится с Interview лучшими моментами.

Откуда взялся феномен Грейс Джонс — угловатого космического существа, то ли женщины, то ли мужчины, что с одинаковым успехом позирует перед фото- и кинокамерами, уверенно поет на не родном французском? Из сплава модной индустрии Парижа и музыкального мира Нью-Йорка. Творчество Джонс ближе скорее к кабаре, чем к обычной танцевальной музыке.

Вечный спутник и соавтор, отец ее сына, французский фотограф Жан-Поль Гуд называл Грейс «черной Марлен Дитрих» и «новой Жозефиной Бейкер». Мемуары актрисы, модели и певицы, вышедшие в прошлом сентябре, не менее спонтанны и откровенны, чем она сама. Сразу же за историей из 1980-х про съемки одной из частей бондианы «Вид на убийство», где Грейс играет злодейку Мэй-Дэй, идет рассказ о том, как летом 2012-го она пела перед Букингемским дворцом для Елизаветы II. И с той же неподражаемой легкостью, с которой Джонс скачет по своим воспоминаниям, она меняет образы, наряды, мужчин.

***

<…> Мой приятель Фабрис, неофициальный король парижской ночной жизни (владелец Club Sept), как-то слетал в нью-йоркскую Studio 54 и решил открыть в Париже еще более грандиозный клуб — в здании бывшего мюзик-холла. Конечно, я пела на открытии его нового Le Palace, и было ощущение, будто в клуб в ту ночь проник весь Париж. Здесь могли поместиться несколько тысяч человек разом, но давка все равно была неописуемая.

Я надела прозрачный костюм, чтобы со сцены казаться полностью обнаженной. Толпа передо мной двигалась плавно в разных направлениях — так выглядит кукурузное поле, когда его колышет ветер. Многие доставали розовый кокаин и нюхали прямо там.

Я спустилась в зал, чтобы взобраться на стоявшую в нескольких метрах от сцены лестницу. Даже не подумав при этом, наблюдают ли за мной и толпой охранники. Кто-то из зала тут же брызнул мне в лицо слезоточивым газом. Люди окружили меня, начали рвать костюм на части. Я стояла в толпе совершенно голая, слепая и понимала, что мне еще надо обязательно спеть La Vie en Rose. Песню, которая принадлежала Парижу. (А после моего исполнения — и эпохе диско тоже.

Вместе с моей песней Париж просочился в жизнь Нью-Йорка. Где посетители Studio 54 стали основателями новой культурной нации, а Энди Уорхол — ее министром пропаганды.) В тот момент парижане меня в каком-то смысле удочерили. Никто не хотел уходить, пока я не спою эту песню. Казалось, они сожгут здание, если не услышат La Vie en Rose! <…> Я увидела стоявшего рядом Ива Сен-Лорана.

Он спокойно снял с себя широкий пояс и обернул им мои голые плечи. Потом взял у своей подруги и музы Лулу де ла Фалез яркий платок с бахромой и повязал его вокруг моих бедер. В таком виде, спасенная и одетая самим Сен-Лораном, я вернулась на сцену и спела песню о мечте и жизни в выдуманном мире.

***

В конце 1970-х я практически жила над Атлантикой в «Конкорде» (сверхзвуковой самолет Aérospatiale-BAC Concorde. — Interview). <…> Мне нравилась такая жизнь. Пятичасовая разница во времени между Парижем и Нью-Йорком позволяла мне сделать за день больше, чем остальным. Как будто бы были две Грейс Джонс и одновременно две карьеры в разных городах.

***

<…> Я летала так часто, что подружилась со всеми пилотами, знала все про их жен и детей. Наверное, я и сама могла бы пилотировать самолет! Только я бы делала это обнаженной, покрытой серебристой краской и на роликовых коньках.

ТЕКСТ ГЕННАДИЙ УСТИЯН

Интервью
Добавить комментарий