С утра я решил затеять эротическую ролевую игру с участием детей до 16 лет. Не переодеваясь в сексуальную училку начальных классов, в медсестру детсада или в депутата Госдумы, я просто проделал то, что делают в отсутствие родителей подростки: набрал в поисковой строке нецензурное обозначение женского полового органа. Как взрослый, я при этом надеялся, что, как ребенок, я буду огражден Роскомнадзором от всякого вторжения в мой незамутненный мозг, но нет. Было всё, на любой вкус и цвет. Продолжив игру, я перевоплотился в родителя, дал себе по потеющим рукам и заорал:
— Ты чем это тут занят?! Я же тебе запрещал!
— Папа, оно само! — неубедительно промямлил я-ребенок, пока я-родитель перенастраивал безопасность поиска. Трех нажатий кнопок хватило для того, чтобы Google при новой попытке поиска выдавал только фото Джигурды, Собчак и первых лиц государства.
— Цензура запрещена! — проявил я-ребенок недюжинные знания Конституции.
— Мал еще про цензуру рассуждать, — был короткий и юридически обоснованный ответ.
Выводы? Разумное ограничение действует быстрее и эффективнее любых запретов. К примеру, в Техасе запрещено стрелять в бизонов со второго этажа гостиницы. При всей странности этого закона он не запрещает ружья, гостиницы, стрельбу, вторые этажи и бизонов. Казалось бы, при чем здесь процесс совокупления, а вернее — «нецензурное обозначение процесса совокупления»?
Да при том, что законы о запрете мата в СМИ, блогах и произведениях искусства по своему вопиющему идиотизму и юридической неграмотности серьезно опережают запреты вставлять в уши монеты на Гавайях или называть свою свинью Наполеоном во Франции. Понимаю ли я логику наших законодателей? Безусловно. Им обидно, что для описания их работы или безделья большинство населения пользуется набором из четырех ненормативных слов и (согласно пояснению Роскомнадзора) «образованных от этих слов языковых единиц».
Впрочем, как показывает недавняя история с Познером, языковые единицы, образованные от слова «госдума», их тоже могут оскорбить. Как сказал американский комик Ленни Брюс: «Отнимите право говорить слово “fuck”, и вы отнимете у людей право сказать “fuck правительство”». Понятное дело, любой алкаш мечтает, чтобы в его доме не было скалки. Но он, даже пьяный, понимает, что запрет на скалки не сработает, ведь под руку жене всегда подвернется грязная половая тряпка или что потяжелее. Уверяю госпожу Мизулину, как профессионал, которого кормят четыре ненавистных и страшных ей слова, что анекдот и частушка переживут этот запрет, как и все предыдущие.
Причем так переживут, что мало не покажется. Я меньше всего на свете желаю кого-нибудь оскорблять, употреблять только плохую лексику, намеренно огрублять «великий и могучий», но прошу не уподоблять меня малому ребенку, и, психуя от не нанесенной еще обиды, не стоит ущерблять мою речь и истреблять втихую нашу русскую лихую языковую удаль. Так что давайте не будем усугублять, господа. Можно было бы еще долго рассуждать о мате, приличиях и законах, но на меня наложены жестокие ограничения. В этой колонке должно быть ровно 500 слов. Вот… Блин!
