Алиса и Юлия Рубан рассказали Алёне Долецкой о русскости Ruban, отношении к Gucci, плагиате и синдроме младшей сестры.
Морозным вечером 28 ноября журнал Interview и инновационный бренд IQOS* провели очередную открытую беседу It’s all about changes. На этот раз у Алёны Долецкой было целых два собеседника — Алиса и Юлия Рубан.
Героини поведали, как превратились из стилистов в дизайнеров, объяснили, почему Ruban — не Gucci, и обсудили перемены в российской моде. Врожденная скромность не помешала им рассказать и о синдроме младшей сестры, и об атаках на сестринский гардероб. Interview публикует выдержки из разговора.
О ПЕРЕМЕНАХ
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Мы в этом чудесном маленьком клубе обсуждаем все, что связано с изменениями. И у меня к вам такой вопрос. Что произошло в вашей жизни, в вашей голове, в вашей душе шесть лет назад, когда вы забросили работу стилистов в глянцевых журналах и решили: ну его, этот стайлинг, мы будем делать моду. Что в вас изменилось?
АЛИСА РУБАН: Все началось с меня.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Все всегда начинается с блондинок, обратите внимание.
АЛИСА РУБАН: Я работала в Glamour редактором и в какой-то момент поняла, что каждый день похож на предыдущий, все одно и то же. Вся эта рутина лично меня ни к чему не вела, потому что я не мечтала стать главным редактором, не мечтала стать fashion-директором. У меня нет специального образования, я не журналист. Заниматься управлением персоналом, что немаловажно, я не умею и до сих пор не делаю этого у себя в компании, это не сильная моя сторона. И в какой-то момент встал вопрос: что дальше? И тогда я поняла, что хочу видеть результат.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: В стайлинге тоже есть результат: была модель какая-то никакая, вы придумали вокруг нее историю, определенный look.
АЛИСА РУБАН: Это не продукт. Для меня продукт — это история бренда, который мы создали. Это история из сезона в сезон, это вещи, которые мне дороги. Я знаю их наизусть — каждую пуговицу, выкройку.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Не захотев из стилистов идти в fashion-директора, ты стала звездным дизайнером. Вот она, амбиция. А что сестра?
ЮЛИЯ РУБАН: В моем случае, бизнес хотелось построить. Нас папа так воспитывал, что мы не должны ни на кого работать. И мне было сложно психологически — я тогда работала у него в компании, Алиса тоже, кстати, когда-то давно.
О РУССКОСТИ И УСПЕХЕ
ЮЛИЯ РУБАН: Мы до сих пор пока русский бренд. Не общемировой. Мы работаем над тем, чтобы быть более популярными везде, но пока на нас смотрят глаза одной страны, а не всего мира. Это даже психологически понимать немного проще.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Соглашусь.
ЮЛИЯ РУБАН: Бренд достаточно маленький. Около 50 человек штата, это не тысяча, это не гигантская сеть по всему миру. Таможни, отгрузки и все остальное — это есть, но в уменьшенном варианте. Я не проснусь завтра и не пойму, что у нас 50 магазинов-мультибрендов по миру. Это будет постепенно, к этому можно будет как-то подготовиться.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Не зарекайтесь, успех приходит как лавина. Можно не успеть. Надо быть готовым, тем более к коммерческому успеху. К тому же вы недавно открыли свой первый шоу-рум в Париже. Это заход на чужую территорию. Территорию, на которой русским не всегда просто. И мое личное ощущение всегда было, что на словах — нас там ждут. Ах, русские! На самом деле, никто там нас не ждет. Какое у вас ощущение от своего первого появления на этой территории?
ЮЛИЯ РУБАН: Мы слишком русские, по крайней мере, пока — для байеров, которые были в шоу-руме в Париже. Это самое главное мнение, которое мы услышали.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Очень интересное мнение.
ЮЛИЯ РУБАН: А я объясню, чем мы русские. Не какими-то русскими мотивами и напевами. «Почему у вас так мало легких вещей, а так много кожи?» Потому что мы показываемся в ноябре, посмотрите, что у нас творится на улице. Наши клиенты носят это в данный момент. То есть мы слишком русские относительно всего: если это платье, то это платье.
О GUCCI
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Международная мода совершенно очевидно идет к слиянию гендерности. Даже Алессандро Микеле в Gucci — человек, который пробудил нас от странного коммерческого сна, — одевает мужчин слишком экстравагантно для мужчин, а женщин — слишком экстравагантно для женщин. Это гендерное сближение — вы его полностью игнорируете? И продолжаете свою, так сказать, русскую песню?
АЛИСА РУБАН: Какая женщина наденет этот look Gucci с показа и пойдет на улицу? И еще отдаст кучу денег за это. Очень мало таких.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Когда был показ Gucci в Милане, я могу вам сказать, улица была усыпана женщинами с бантами, и желтыми блузами, и ярко-зелеными юбками.
ЮЛИЯ РУБАН: Ну, это фанатики моды, как и мы.
АЛИСА РУБАН: Если мы будем делать такие вещи, то мы не сможем их продать.
ЮЛИЯ РУБАН: Еще тут же важно, что кому близко. Нам близко скорее сделать аппликацию на все платье — это тоже роскошно, это тоже 100 часов ручного труда, это тоже круто.
АЛИСА РУБАН: Ну и потом, мы сами так не одеваемся, это важно. Мы любим красивые вещи, скажем так.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Вот это сейчас была такая очень аккуратная ремарка в сторону международной моды.
ЮЛИЯ РУБАН: Ну, я так аккуратно хотела сказать.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Сейчас бедный Алессандро Микеле икает.
АЛИСА РУБАН: Дай Бог ему здоровья, я скупила все его сумки.
О ССОРАХ
АЛИСА РУБАН: Мы ссоримся иногда, как без этого. Сейчас значительно меньше, раньше мы прямо «рубились». Мама разнимала. Все как у всех. Я говорила: «Это платье должно быть таким», а Юля отвечала: «Таким мы его не продадим, кому оно нужно, кто его будет носить?» Я говорила: «Да нет, оно же красивое, такого еще никто не делал». Ну, в результате у нас две линейки. (Смеются.)
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Настоящая страсть и драма.
О МЕНТАЛИТЕТЕ
АЛИСА РУБАН: Может быть, у нас пришло такое время, когда люди боятся экспериментировать с цветом. Легче одеться в черное, меньше вариантов прогадать.
ЮЛИЯ РУБАН: Добавлю к ответу. Менталитет людей сложился определенным образом за многие советские годы — естественно, мы учились у наших мам, которым тоже говорили, что юбка короткая слишком, слишком вызывающая. Нам не хватает жизнерадостности, солнце меньше.
О ВДОХНОВЕНИИ
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: У всех дизайнеров, с которыми я работала, я видела мудборды. А ваши доминанты — это кино, современное искусство, улица или просто настроение этого месяца?
ЮЛИЯ РУБАН: Кино, улица.
АЛИСА РУБАН: Улица и настроение.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Вот вам и мудборд.
АЛИСА РУБАН: Это странный подход, но в моем случае первична ткань. Я могу увидеть ткань и понять — вот отсюда я буду плясать.
О ТЕХНОЛОГИЯХ
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Сейчас мир моды понимает, что надо куда-то двигаться, надо делать что-то, что, как вы выражаетесь, не делает никто, и один из путей свежего развития, свежего воздуха — это новые технологии. Вы, несмотря на свою такую криминальную молодость, феноменальные консерваторы или классики. Как вы соединяете свой дизайн с тем, что предлагают новые технологии?
АЛИСА РУБАН: Мне очень хочется что-то найти эдакое, но это проблема. В принципе все вопросы с тканями — проблема в стране. У нас их мало. Приходится выезжать и искать. Почти все наши ткани не из России. Отсюда куча проблем. Пока я больше всего тяготею к тому, что происходит у нас в ателье, к тому, что можно сделать руками. Это для меня как-то важно и как-то тепло: какой-то декор, какие-то решения, но я задумалась над технологией и сейчас в поиске.
О МОДНОМ ПЕРЕНАСЫЩЕНИИ
АЛИСА РУБАН: Российская мода сейчас очень перенасыщена, на мой взгляд.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: А вот это интересно. Перенасыщена в чем? Слишком много дизайнеров, слишком много показов, слишком много коллекций?
АЛИСА РУБАН: В какой-то момент, мне кажется, все подумали, что это очень быстрые, легкие и приятные деньги. Взяли ткани, пошли костюмчик и продали через инстаграм. Весь инстаграм кишит этим. Никто не задумывается, зачем ты это делаешь: потому что ты хочешь быть дизайнером или потому что тебе некуда деть творческую мысль? Сейчас мы постоянно отсматриваем своих — не конкурентов, а игроков на поле, их просто огромное количество.
О SEE-NOW-BUY-NOW
ЮЛИЯ РУБАН: Да, это гениально, мне нравится.
АЛИСА РУБАН: У нас так и происходило всегда. Все, что мы показываем, мы продаем сразу. Мы только развиваем ретейл, поэтому я сейчас не очень понимаю, как с мультибрендами утрясать этот вопрос, потому что на данный момент мы продаемся у себя в шоуруме. То, что вам показали вчера, вы можете купить. С сегодняшнего дня открыт интернет-магазин. С развитием ретейла, мы поймем, в какой системе будем работать.
О НЕЗАВИСИМОСТИ И ПЕРВЫХ ВЛОЖЕНИЯХ
ЮЛИЯ РУБАН: Сразу скажу, что мы никогда не платили денег ни за какие премии, хотя нас обвиняли, у родителей спрашивали, сколько мы заплатили денег за то, что Алиса работает в Glamour, например. Инвесторов у нас не было: это была принципиальная позиция нашего папы, он сказал, что мы должны сделать все сами. И принципиально нам не помогал. Ну, то есть он сделал некоторые важные вещи…
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Я понимаю, что мы на тонкий лед встаем. Что вы имеете в виду, когда говорите, «сделал некоторые важные вещи»?
ЮЛИЯ РУБАН: Квартира, машина, например.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: А первые инвестиции в бренд?
ЮЛИЯ РУБАН: А первые инвестиции в бренд были 70 тысяч рублей. Мы шили одежду, которую люди захотели носить. В любом бизнесе главное делать то, что людям необходимо. Это и были все наши вложения. Никто там миллионы в нас не вливал. На сегодняшний день мы компания, у которой больше 50 работников, которая стабильно делает показы.
О БОРЬБЕ С ТВОРЧЕСКИМ КРИЗИСОМ
АЛИСА РУБАН: Отдыхать надо как-то, перезапускаться. Это очень сложно сделать, когда у тебя свой бизнес. Ты не ходишь на работу просто в определенное время и, уходя, не думаешь: да гори оно все. Когда свой бизнес, ты перманентно там, в любой ситуации. Просто иногда нужно отключиться, это нереально сделать практически.
ЮЛИЯ РУБАН: Я бы по-другому сказала: представьте, что у вас ребенок. Он заболел и плачет. Что делать? Отключиться? Уехать? Бросить его? Для меня Ruban — это ребенок. У нас была атака на Instagram, на неделю его забрали хакеры. У нас было 70 тысяч подписчиков и его забрали на перепродажу. Мы нашли одного человека, заплатили много денег, через неделю он вернул нам его. Но вы не представляете: я почувствовала, что я потеряла ребенка.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: В свое время я задала Аркадию Новикову, нашему знаменитому ресторатору, такой вопрос: скажите, Аркадий, такие турбулентные времена, рубль падает, что-то произойдет — и ваша империя по странному или неприятному стечению обстоятельств рухнет. Кто-то выдернет вилку из штепселя, всякое бывает. Будет очень больно, очень страшно. Что вы будете делать тогда? Он подумал секунд 30 и сказал: «Я очень огорчусь и немедленно начну все сначала».
ЮЛИЯ РУБАН: Браво!
О СИНДРОМЕ МЛАДШЕЙ СЕСТРЫ
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Я попрошу Юлю закрыть крепко-крепко свои уши. Алиса, а чем тебя Юля бесит иногда?
АЛИСА РУБАН: У меня синдром младшей сестры. Она до сих пор относится ко мне как к младшей. Бесит не могу прям.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Я так понимаю, у меня страший брат — то же самое. Юль, как ты думаешь, чем ты бесишь свою сестру?
ЮЛИЯ РУБАН: Пофигизмом?
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Нет, холодно, даже не тепло. Но мы тебе откроем тайну: тем, что ты ее до сих пор держишь за младшую.
ЮЛИЯ РУБАН: Ага, опять.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Хорошая реакция.
ЮЛИЯ РУБАН: У кого есть младшие, все поймут. Она ни в чем не виновата, виновата ты — ты старше, следи за ней.
О ПЛАГИАТЕ
АЛИСА РУБАН: Мы мучаемся, потеем, разрабатываем, перевязываем, перешиваем. И тут приходит человек из Самары, например, и пишет в интернете: «Научу вязать свитер Ruban».
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: «Научу вязать свитер Ruban»? Вообще-то это слава. Кто этот Рубан, который вяжет свитера? Ну, я уж опущу эту историю со знаменитыми карманами Рубан.
АЛИСА РУБАН: Какой только мех не нашивали…
ЮЛИЯ РУБАН: Мы смеемся, когда мы смотрим эти карманы. Наш пиарщик говорит, что они живую кошку туда пришили. Нам недавно прислали нашу собственную вещь. Некий дизайнер из города N повторил ее, подписал своим именем.
АЛИСА РУБАН: На какой-то неделе моды даже показывали, не помню.
ЮЛИЯ РУБАН: Очень жаль, что не хватает фантазии. Потому что у этого человека нет будущего.
АЛЁНА ДОЛЕЦКАЯ: Вы знаете, это удивительно важный разговор. Я не хочу здесь называть журналы, которые копируют чьи-то макеты, или в архитектуре: «Ага, Заха Хадид сделала это 7 лет назад, а он/она выдает это за свой ход». Эта история с умным словом плагиаризм. Говоря проще, мы живем в эпоху копипаста. Мало кто что-то придумывает революционное, если мы с вами пропашем историю моды международной, то найдем какое-нибудь пальто Ива Сен-Лорана 1979 года, у которого были почему-то меховые карманы.
И никакой трагедии в этом нет. Переживания, о которых вы говорите, абсолютно пустые, потому что это единственный толчок сегодняшнего дня, чтобы вы работали дальше и лучше. Пускай копируют, пускай пришивают кошечек, собачек — синтетических, я надеюсь, потому что мы любим животных, — а вы придумывайте свое, дальше, больше, жестче, интереснее, в насмешку над своими собственными карманами. Да, сперли — им же хуже, а мы придумаем еще лучше.
