На Берлин: Кто живет и творит в столице Германии?

Артистов в Берлине привлекают низкая арендная плата, гламурный декаданс и возможность жить на гранты и пособия — то есть быть свободными художниками.

Нина Бейер

датчанка, 36 лет

Творческие порывы Бейер во многом вдохновлены философией и литературой: «В последнее время это Хайдеггер и Льюис Кэрролл». Но, несмотря на серьезные теоретические подпорки и провокационный посыл, конечный результат неизменно по-девичьи тактилен. Например, среди последних работ Бейер — проект, где художница обмакивает в клей фотографии, взятые из фотобанков, и выкладывает их сушиться на предметы домашнего обихода до тех пор, пока изображения полностью их не покроют. В другой серии художница берет найденные, ранее использованные куски тканей, набивает их под стекло рамы, создавая нечто в духе арте повера. Но рама наполнена так плотно, что «искусство» в ней оказывается избыточным — еще чуть-чуть, и стекло треснет от давления.

Бейер начала свою карьеру в Лондоне, но уже три года живет в Берлине. «Меня привлекает недонаселенность города, — говорит Бейер. — Темп Берлина слегка ниже, чем у других городов, где я жила, а продуктивность здешних художников, наоборот, выше».

Саймон Фудживара

британец японского происхождения, 29 лет

Саймон Фудживара — археолог, частный детектив и потрясающий драматург, описывающий истории из своей жизни. Однажды он отправился в путешествие по Амазонке просто для того, чтобы напасть на след человека, чьи вещи случайно увидел на блошином рынке.

Проекты Фудживары связаны с текстом, который он так или иначе включает в свои инсталляции и перформансы. В его работах нет запретных тем. Признание в гомосексуализме, эротические переживания, омерзительность диктатуры Франко, найденные телесные выделения незнакомых людей, даже первая встреча с абстрактным экспрессионизмом — все становится потенциальным материалом для искусства.

Недавно художник выступил с перформансом на биеннале «Перформа» в Нью-Йорке, после чего был приглашен с персональным проектом в галерею Тейт (вернее, в ее представительство в приморском городке Сент-Айвс). Выставка пройдет в феврале под названием «С 1982 года». По иронии судьбы Сент-Айвс — родной город художника, так что выставка наверняка будет эмоционально нагружена юношескими воспоминаниями. Но Саймон не намерен возвращаться на родину. «Впервые я побывал в Берлине во время гастролей нашего университетского театра в 2004 году и влюбился в этот город, — вспоминает художник, мастерская которого находится в Кройцберге. — Тогда все было намного дешевле, и я ухитрялся жить без работы, полностью сосредоточившись на искусстве». Кристофер Боллен

Лев Хесин

Смерть живописи провозглашают и откладывают уже сотню лет. С этим можно спорить, но кризис жанра налицо. В мире актуального искусства живописцев все меньше, а перформеров, инсталляторов и диджитал-художников — больше и больше. Лев Хесин считает, что все эти «кризисы» живописи только на руку: «Они стимулируют новые поиски».

Лев родился в Пензе в семье иконописцев, выучился там на академического художника и уехал в Берлин заниматься «современностью». «Москву я тогда даже как вариант не рассматривал. Я уезжал из страны в самом конце девяностых, потому что актуальному искусству в России учиться было негде».

Живописное образование, наложенное на деревянную основу и слоистую технику иконописи, плюс силикон с примесью цветового пигмента дали удивительные результаты. Лев создает объемные картины (производство одной занимает около года), которые живут собственной жизнью. «За год количество наслоений доходит до пары сотен, в результате и форма, и цвет все время меняются.

Иногда работа не хочет получаться, и я прихожу в отчаяние. Но как-то «программировать» процесс я не хочу. Если бы я начал делать эскизы, пробы, пытался задать точную форму — потерялась бы энергия и некая гуманитарная составляющая работ, они бы стали менее живыми». Эту «живость» кроме рабочего надрыва работам Льва придает материал. С одной стороны, это органическая растущая субстанция, с дру­гой — химическое индустриальное вещество. И одновременно — прозрачные светопропускающие слои и объемная осязаемая форма. Так что если все же классифицировать эти работы как живопись, то о ее бесперспективности говорить опять преждевременно. Александра Рудык

Дан Во

вьетнамец, 36 лет

При покупке работы у вьетнамца Дана Во коллекционеры обязаны заплатить 100 евро сверху за специальное рукописное письмо — малую часть большого проекта. Проект под названием «02.02.1861», стартовавший два года назад, посвящен отцу Во, который сутками переписывал переведенный с английского на французский текст (при этом не зная ни того, ни другого языка) одного европейского священника, заключенного во вьетнамской тюрьме. «Но это история не про моего отца. Это история про труд, — говорит художник. — Мой проект показывает, как язык расходится по миру и, мутировав, возвращается».

В 2004 году Во переехал в Берлин и работает с галереями по всему миру. В рамках последней выставки в Artists Space в Нью-Йорке художник рассказал о проблемах азиатов-гомосексуалистов через фотографии человека по имени Джозеф Кэрриер. С последним Дан познакомился в 2006 году на его публичной лекции в Калифорнии. «Он пришел, чтобы переспать со мной или, лучше сказать, оценить меня», — рассказывает Во. На этих фото мужчины, вид сзади, снятые Кэрриером во время экспедиции во Вьетнам. Во видит в этих снимках свою авто­биографию и историю отношений с ро­диной. Алекс Гартенфельд

Адриан Гение

румын, 34 года

Гение рос в маленьком индустриальном румынском городе, где видел лишь официальных художников своей страны. Переезд в Берлин невольно заставил его начать сравнивать их с западными классиками. Так сформировался главный аспект его творчества: «Я ищу разницу между официальной историей и личным взглядом».

На картинах Адриана Гение, показанных недавно в галерее Haunch of Venison в Лондоне, люди предстают с жестоко исковерканными чертами, напоминающими обезьяньи. Полотна вдохновлены нацистской расистской идеологией, основанной на теории естественного отбора Дарвина. Среди них изображение печально известного врача и палача Холокоста Йозефа Менгеле, черты которого стерты и размыты. «Когда читаешь биографию Менгеле, понимаешь, что нацисты были обычными бюрократами. Но потом произошло что-то, что их развратило. То же могло случиться со мной, с вами, с кем угодно». Алекс Гартенфельд

Сиприен Гайяр

француз, 31 год

Второго художника с такой же стремительной карьерой, как у 31-летнего француза Сиприена Гайяра, вспомнить непросто. Его ранним видеоработам, изображающим вереницы одинаковых разрушенных домов в Западной Европе, присуща лиричность живописного пейзажа и едкий юношеский нигилизм уличного художника. Эта двойственность стала визитной карточкой Гайяра, в работах которого все — будь то дым огнетушителя или пирамида из коробок с пивом, которое предлагается выпить посетителям, — превращается в социальное действие.

В этом году Гайяр участвовал в Венецианской биеннале; следом открыл персональную выставку в парижском Центре Помпиду, затем сделал для групповой выставки в Гамбургском вокзале (берлинский Музей современного искусства) свою первую работу, использующую эмблему бейсбольного клуба «Кливленд Индианс». В конце прошлого года неоновая версия улыбающейся головы коренного американца была установлена на крыше здания эпохи холодной войны на Александерплац в Берлине (на картинке справа). Интерес к коренным американцам вызван тем, что Запад, воспевая тотемические скульптуры индейцев, одновременно ускоряет упадок этой нации.

В Берлине Гайяр живет уже два года, но у него до сих пор нет даже мастерской. «Я не знаю ни слова по-немецки, — признается художник. — Я не могу прочитать, что написано на рекламе в метро, не могу смотреть телевизор. Я не понимаю, о чем говорят люди вокруг, поэтому никогда не становлюсь жертвой чужого разговора, а это в наше время настоящая роскошь». Кристофер Боллен

 

Анастасия Хорошилова

русская, 33 года

 

Про Хорошилову принято сообщать: первое — она фотограф, второе — дочь важного чиновника Павла Хорошилова. Последнее обстоятельство ничего бы не значило в творчестве Насти, если бы не папина любовь к фотографии — воспитал. В 1999-м Хорошилова отправилась в Германию в университет Дуйсбурга-Эссена, где занялась съемкой различных социальных групп. В кадре: дети из приюта, замученные немецкие женщины, тоскливые малолетние балерины, кроткие монахини и разномастные «Русские».

«Фотография, — говорит Анастасия, — один из главных и самых эффективных методов выражения». Про эффективность Хорошилова не лукавит. «Тесные пространства» различных социумов, снятые без фотоэффектов и прикрас и помещенные в классический кадр (три плана, прямая перспектива, человек по центру, взгляд в объектив), из-за своей прямоты вызывают у зрителя чувство неловкости. Нельзя же так в упор ­рассматривать людей! Даже когда Хорошилова принимается портретировать архитектуру, как в одном из последних проектов — «Город Солнца», чувство проникновения в социальную среду не исчезает.

«Я старалась разобраться в устройстве архитектурного ландшафта, который естественно и правдиво транслирует остроту повседневного бытия, природу современного русского общества», — объясняет Анастасия. Фотограф много ­снимает в России, но постоянно живет в Берлине, покидать который не намерена. «Мне Берлин интересен и симпатичен — ­своим ­толерантным смешением арт-сцены. Тут для каждого найдется своя ниша. Эта открытость и отличает Берлин от Москвы, где арт-сообщество находится на пути выхода из зам­кнутого ­круга и пытается консолидироваться в отдельные ­группы». Александра Рудык

Интервью
Добавить комментарий